«СЛАДКАЯ» ЖИЗНЬ СТЕПАНА ГУСЕВА
Для тех, кто мало-мальски знаком со спортом, с историей нашего города, не надо объяснять, кто такой Степан Васильевич Гусев. Достаточно сказать, что этот человек как никто другой символизировал историю физкультурного движения Приангарья, имел множество званий и спортивных титулов, богатую биографию и своенравный характер. Это его имя с благоговением произносили выдающиеся конькобежцы 50-х, и благодаря Гусеву иркутский лёд считался одним из самых «быстрых». Нет, не в Союзе – в мире! Будь русский мужик Степан Гусев подданным, например, короля Швеции, давно бы стал миллионером, жил бы преспокойно в особняке на улице своего имени и прогуливался бы у суперсовременного ледового дворца, опять же носящего его имя. У нас, в России, Степан Гусев добился большего – он прожил больше 90 лет.
…Старые потёртые ступеньки, ведущие на второй этаж. Знакомая дверь с цифрой «7» в коммуналке у самого стадиона «Труд». Здесь Степан Васильевич жил с 1940-го года. Скромная обстановка – железная кровать, древний холодильник, чёрно-белый ламповый телевизор, шкаф да стол – вот и всё богатство патриарха иркутского спорта. Есть ещё «Запорожец», на котором Степан Васильевич самолично ездит на дачу, да телефон – время от времени, обычно по случаю каких-нибудь знаменательных дат, звонят спортивные чиновники и приглашают на тусовки, до которых Степан Васильевич не слишком охоч.
– Здорово-здорово, – улыбается хозяин, – что-то совсем забыл старика. А я только недавно с дачи приехал – дня два-три назад. Мороз меня спугнул – домишко-то летний, щели фанерой заколотил, но всё равно холодно. А тут, вишь, опять тепло – рыбачить можно.
Степан Васильевич откладывает в сторону книгу, воспоминания маршала Жукова (читал, ей-богу, без очков!), мы садимся у стола, и он начинает неспешный свой рассказ.
Семейство Гусевых проживало на улице Большой Блиновской. Их дом на углу Партизанской (бывшей Блиновской) и Подгорной стоит и поныне, только засыпали подвальное помещение – то самое, где в 1907 году, в час ночи 4 ноября, и появился на свет Стёпка, первенец Гусевых.
Рос Степан хлопцем крепким и независимым, на улице спуску не давал никому. Везде старался быть первым – играл ли в бабки, городки или плавал на Ангаре. Через свой настырный характер и пострадал в первый раз – было это в третьем классе. Невзлюбил его батюшка – преподаватель Закона Божьего и по совместительству музыки: всё ему казалось, что отрок Гусев плохо рот разевает во время пения. Вот однажды батюшка кричал-кричал на Стёпку, да и ударил по голове смычком от скрипки – больно так ударил, до крови кожу рассёк. Другой бы мальчишка стерпел, а этот – ни за что. Подвернулась под руку крышка от парты, случайно вроде оторвалась – он этой крышкой и навернул батюшку по голове. Шуму было много, крику – словом, выгнали Стёпку из школы, на том и закончилось его образование.
После ссоры с отцом ушёл из дому. Ночевал на вокзале, прятался от полицейских под лавками, а днём с такими же, как он, беспризорниками, промышлял на рынке – покупал у спекулянтов и перепродавал американский сахарин, торговал газетами и сигаретами. Потом, спасибо, помог один дедушка сердобольный, поставили в очередь на бирже труда (раньше четырнадцати лет не записывали, но Стёпка был парнишкой высоким да масластым) – так и стал пролетарием. Работал на конфетной фабрике, отвешивал сушки в вязанках – по фунту да по полфунта, позже вышел в старшие конфетные мастера: сладкая жизнь!
Вдоволь хлебнул Степан Гусев этой «сладкой» жизни. Здоровья было море, вот и пахал за троих (друзья-товарищи даже кличку ему такую дали – «Конь»). Да ещё успевал и спортом заниматься. Ребята крепко уважали его за силу да сноровку – схватятся, бывало, шутя бороться: втроём – вчетвером сладить с ним не могут, а уж кто попадётся в захват – кости трещат. В 1923 году выступил Степан Гусев в первых своих «больших» соревнованиях – спортклуб «Орёл» проводил гонки на народных лодках (прообраз академической гребли), и 16-летний Степка напросился в команду железнодорожников, у пищевиков своей тогда ещё не было. А дальше – пошло-поехало: не было таких соревнований, где бы он не участвовал. Гребля, лыжи, футбол, коньки, плавание – везде поспевал, даже боролся в тяжёлом весе! А о том, каким вратарём был Гусев в сборной Иркутска по хоккею с мячом, ходят легенды: играл в воротах до 35-го года, бесстрашным был и удалым. Его называли двужильным.
Обрезанная фотография начала 30-х годов. Его рукой на обороте написано «Юноша 19 лет. Был здоров, энергичен и крепок»
– «Как-то я решил пройти на лыжах за один день от Иркутска до Черемхово, – вспоминает Степан Васильевич, – а это всё-таки 132 километра. Вышел утром, судейская бригада из четырёх человек – в санях на рысачке. Километров сорок они за мной держались, потом лошадка устала… Я дошёл нормально, только раза четыре пришлось поесть в пути. В Черемхово встречали с оркестром.
В 1931 году по призыву Сталина в числе «двадцатипятитысячников» Степан Гусев был брошен на подъём села – направлен на работу в облпромсоюз, инспектором по организации в сельской местности промысловых артелей. Работы никакой не чурался, а потому и справился быстро. В городе похвалили, пригласили на приём к председателю горпромсоюза. И снова Степан пострадал «через характер»: тёмным, говорит, был, необразованным – зашёл к председателю и безо всякого чинопочитания руку протянул. Тот сморщился и руки не подал. Послал Гусев того чиновника подальше, да и ушёл с «перспективной» работы. Потом было много непредсказуемых перемещений. Трудился на дрожжевом заводе конфетным мастером (был на заводе свой маленький кондитерский цех), слесарем, потом – директором завода (беспартийный директор – по тем временам дело неслыханное!). Затем областное руководство «бросило» на пивоваренный завод, где и проработал всю войну: днём – на пивзаводе, ночью – в секретном цехе, где выпускали продукцию для фронта: потому и «бронь» дали – сколько ни просился, в действующую армию не пустили. После войны, в 46-м, не обошли стороной сподвижники Берии – полтора года провёл в тюрьме без суда, потом «разобрались».
После освобождения пригласили бывшего кондитера и пивовара Степана Гусева в горком партии и предложили пост – председателя городского спорткомитета. Знать, неплохо справлялся он со своими нелёгкими обязанностями, если через три года партия снова отправила в прорыв: тогдашний секретарь обкома Алексей Иванович Хворостухин попросил (не приказал!) принять стадион «Авангард» – «дедушку» нынешнего «Труда». Впрягся Гусев в новое дело на целых 18 лет.
Запущенное хозяйство досталось ему – хуже некуда. Лёд на стадионе был безобразный – падали конькобежцы, травмы получали. О результатах и говорить не приходилось. Первым делом решил Степан Васильевич лёд в порядок привести. Придумал и изготовил (впервые не только в стране, но и в мире!) специальный… рубанок для льда, с двумя ножами. Попробовал стругать лёд – получилось: гладко, ровно, без ям и трещин. Испытать ангарский лёд пригласили сборную страны и гостей из Японии. На одной из дистанций японский конькобежец установил мировой рекорд, превышающий высшее достижение для высокогорных катков! И уже через несколько дней в Иркутск прилетела телеграмма: отправляйте, дескать, Гусева в Москву – готовить лёд для чемпионата мира. Сколько знаменитостей – конькобежных и хоккейных – перебывало потом в Иркутске, не счесть. И никто из них никогда не забывал сказать «спасибо» кудеснику-ледовару. Легендарные наставники сборной Советского Союза по хоккею с мячом, Василий Дмитриевич Трофимов и Анатолий Георгиевич Мельников, много лет подряд привозившие команду в Иркутск готовиться к сезону, на стадионе первым делом шли к Степану Васильевичу – руку пожать…
Подготовка льда по технологии Степана Гусева
Он многое успел за свою долгую и бурную жизнь – возглавлял федерации академической гребли и лыжного спорта, 12 лет подряд его избирали председателем конькобежной федерации области, был судьёй на соревнованиях легкоатлетов, одним из первых получил звание «Почётный судья всесоюзной категории», обслуживал турниры самого высокого уровня.
…Мы прощаемся. Рука у Степана Васильевича не по-стариковски крепкая. Он отдаёт фотографии и оправдывается: «Других нет. Куда-то всё растащили, говорили – для музея. Спасибо, что зашёл. А то я тут один – как волк…».
Десяток ступеней. Два десятка метров до стадиона.
Он никогда ничего не просил для себя, хотя имел для этого все основания. Не завидовал удачливым коллегам, сумевшим на спорте заработать кое-что к старости. Никому не льстил и резал правду-матку в глаза, невзирая на чины и авторитеты. Он никогда не любил в спорте себя – он просто служил ему преданно и бескорыстно.
Михаил КЛИМОВ
«ТВ-Спорт», 1997
